— Или семь, — пробормотала я и ничего не могла поделать, но улыбнулась немного, когда прочитала следующую строчку.
...Или семь. Но я чувствую, что у нас есть столько всего незавершенного. Так много всего, что мы не смогли сделать. Мне жаль, что меня не будет на твоем выпускном. Мне жаль, что я не смогу напиться до потери сознания с тобой, когда тебе исполнится двадцать один. Мне жаль, что я не смогу быть на твоей первой автограф-сессии по выходу книги. Мне очень-очень жаль, что я не буду там, чтобы обнять тебя после того, как тебе снова разобьют сердце, или быть твоей подружкой невесты на твоей крышесносной свадьбе. Но мне нужно, чтобы ты сделала кое-что для меня, Эш. Мне нужно, чтобы ты перестала обвинять себя. Прямо сейчас! Перестань! Мне нужно, чтобы ты в какой-то момент начала двигаться дальше. Я умерла, не ты. Помнишь? Итак, на следующей странице перечислен список того, что ты должна сделать перед тем, как умереть. Да, я составила тебе такой список, потому что знаю, ты бы никогда не сделала это. Каждый раз, когда ты завершишь действие, тебя будет ждать письмо — как будто это я рядом с тобой. Поэтому, читай список. Не ОТКРЫВАЙ письма, пока не завершишь задачу. И ради всего святого, прими душ, расчеши волосы и наложи немного макияжа. Ты выглядишь ужасно. Что-то типа гибрида от любви дьявола и большой птицы. И я сожалею из-за всех слез, и я сожалею, что ты чувствуешь себя такой потерянной и одинокой. Но доверься мне… С тобой все будет в порядке.
Я перешла на второй лист бумаги и уставились на свой список «предсмертных дел». Я не была удивлена, что список был наполнен тем, о чем мы говорили с ней. Затяжной прыжок с парашютом, прочитать полное собрание сочинений Шекспира, влюбиться, опубликовать роман и устроить невероятную автограф-сессию с кексами, воспитать близнецов, встречаться с плохим парнем, поступить в Университет Южной Калифорнии. Это я мечтала сделать. Но было несколько пунктов в списке, которые больше подходили Габи, чем мне.
Простить Генри, плакать, потому что счастлива, или смеяться, потому что грустно, напиться и танцевать в баре, вернуть Бентли кольцо обещания, позаботиться о маме, воссоздать знаменитую сцену из Титаника.
Передняя дверь приоткрылась, и я увидела, как мама ходит туда-сюда по гостиной. Я вернула письма в сундучок и закрыла его. Выйдя из спальни, я встала перед ней, и она уставилась на меня на долгое мгновение. Слезы наполнили ее глаза, и ее рот приоткрылся, как будто она хотела что-то сказать мне, но ничего не выходило. Ее плечи поднялись и упали, оставив лишь кучу вопросов.
Она выглядела такой сломленной, измотанной, разбитой.
— Завтра я уезжаю к Генри, — сказал я. Очерчивая ногой круг на ковре. На краткое мгновение мама задрожала. Я подумала забрать свои слова назад и остаться в квартире. Но, прежде чем я смогла предложить это, она заговорила:
— Это хорошо, Эшлин. Ты хочешь, чтобы Джереми отвез тебя на железнодорожную станцию?
Я помотала головой. Мое сердце сильнее забилось в груди, когда мои руки сжались в крепкие кулаки.
— Нет. Я справлюсь. И просто чтобы ты знала, я не вернусь. — Мой голос надломился, но я сдержала слезы. — Никогда. Я ненавижу тебя, потому что ты оставила меня, когда я больше всего нуждалась в тебе. И я никогда не прощу тебя.
Она смотрела в пол, сгорбившись. Затем подняла взгляд на меня еще один раз, прежде чем направилась к передней двери.
— Счастливого пути.
И с этим она оставила меня стоять одну, в который раз.
Всегда вспоминаю наш первый взгляд,
И я обещаю твоему сердцу, что меня будет достаточно.
— Скитания Ромео
На следующий день я быстро уехала. Я сидела снаружи железнодорожного вокзала на огромном чемодане. До этого я никогда не ездила на поезде, и это был новый опыт.
Я узнала три факта о поездах: во-первых, иногда незнакомцы садятся рядом с тобой и храпят, и пускают слюни, но ты ведешь себя так, как будто это нормально; во-вторых, бутылочка содовой будет стоить тебе больше, чем покупка стада коров; в-третьих, кондуктор выглядит точно так же, как парень из фильма «Полярный экспресс», если убрать все эту штуки компьютерной анимации.
Поезда всегда казались круче в фильмах и книгах, но на самом деле, это просто машины, которые могут ездить по рельсам. Что имеет смысл, видя, как они называют каждый вагон «машина». Ну, почти каждый. Передний называется локомотив, а последний служебный вагон.
Улыбка растянулась на моих губах, когда я подумала о слове «служебный вагон» (прим. перев. в англ. языке это слово Caboose). Скажите это пять раз, не улыбнувшись.
Caboose.
Caboose.
Caboose.
Caboose.
Габи.
Ох, нет. Одновременно я громко рассмеялась и заплакала. Все дороги вели к моей сестре. Люди, проходящие мимо меня, вероятно, думали, что я сумасшедшая, потому что я так сильно смеялась сама с собой. Чтобы выглядеть еще более сумасшедшей, я вытащила книгу из сумки и открыла ее. Иногда люди могли быть очень субъективными.
Я забросила сумку снова на плечо и вздохнула. Я ненавидела сумки, но Габи любила их. Она любила все связанное с тем, чтобы наряжаться и выглядеть красивой. В этом она тоже была суперхороша. Я? Не очень-то, но она говорила, что я красивая. Так что это отчасти засчитывалось.